Я не хотел уезжать. Я хотел вновь встретиться с Агнетой. Все-таки мы даже не успели с ней распрощаться. М-да, что же она подумает про меня, увидев, что меня нет? Наверняка решит, что струсил и просто сбежал. Этот отец со своими бойцами подставил меня как только мог.

— Отец дал четкие указания по этому поводу. После Званого ужина немедленно отправляться в школу.

Мысли путались. Я поднялся, взглянул на слугу. Мне даже на некоторое время показалось, что тот шутит. Но тот был настроен серьезно.

— Я не хочу в школу, — медленно повторил я.

— Ваша светлость! — повернулся ко мне Нианзу. — Разве есть у нас выбор? Мы люди подневольные, нам сказали — мы должны исполнять волю главы рода.

— А если я не буду?

— Что ты?! — китаец замахал руками. — Что ты?! Непослушный сын — это позор на всю семью. Не захочешь — заставят.

Я не сомневался, что под словом «заставят» подразумеваются весьма неприятные процедуры — вчерашнее ночное приключение с похищением было тому подтверждением. Уверен, это только «цветочки».

Нет, в школу я не хочу. Пусть сам туда идет, если горит желанием. А я что-нибудь придумаю.

Я встал и пошел чистить зубы. День предстоял быть нелегким.

Всё утро я был сам не свой — сказывалась тревожная ночь. Я пытался выгадать момент, чтобы улизнуть из дома, но отец приставил ко мне огромного охранника, который ходил за мной по пятам и даже стоял возле туалета, контролируя каждый мой шаг.

Бесцельно болтаясь по коридорам огромного дома, я пару раз пересекался с Анфисой и всякий раз она с вожделением смотрела на меня, но молчала, видя охранника.

Потом, поняв, что просто так улизнуть мне не удастся, я решил идти прямо к отцу.

Вяземский сидел в кабинете и перебирал документы. Увидев меня, он отложил дела и тут же в лоб спросил:

— Хочешь к девчонке этой уйти?

— Откуда ты…

— Охрана докладывает, — сообщил отец.

— Да, хочу, — признался я, понимая, что врать не имеет смысла.

— Выбрось эти глупости из головы. Она обручена с Герценым младшим. А Герцены — это те, кого я бы лично передушил вот этими вот руками. Каждого из членов его семьи. Мои заклятые враги.

— Но…

— Никаких «но»! — рявкнул Вяземский и стукнул по дубовому столу кулаком так, что на потолке задрожала хрустальная люстра.

«Убей его», — внезапно услышал я чужой голос в своей голове. Голос этот был похож на завывание ветра на зимнем кладбище.

Я вздрогнул, поднял взгляд.

Черная тень стояла прямо за спиной отца. Кроваво-красные глаза гостя горели злостью.

«Убей — и станешь главой рода».

— Что? — только и смог вымолвить я.

И попятился назад.

— Если баб не хватает — скажи, организую тебе любых, каких захочешь — рыженьких, черненьких, блондинок, да хоть синеволосых! Хоть с лисьими хвостами — сейчас, знаешь, модно это.

Я же не слышал отца — мой взор был прикован к тени.

— Максим, что с тобой? — увидев преображения в моем лице, спросил Вяземский.

— Ничего, — выдохнул я. — Просто… просто устал.

— Может, врача вызвать? Ты совсем белый стал, как смерть.

От слова «смерть» мне стало дурно. Я попятился, врезался спиной в дверь, трясущимися руками начал рыскать в поисках ручки, чтобы как можно скорее свалить отсюда.

«Убе-е-ей!» — могильный холодок коснулся затылка.

Тень начала тянуть ко мне свои костлявые черные конечности — руками назвать это не повернулся бы язык.

— Да что с тобой? — Вяземский привстал.

Похожие на сгустки дыма конечности чужака обняли отца.

«Убей его!»

Я рванул из кабинета Вяземского прочь.

Специально для сегодняшнего Званого ужина отец распорядился вынести часть кухни в зал, чтобы устроить целое представление перед собравшимися гостями. Было видно — Вяземский долго планировал все это, возможно даже не один год.

У противоположной стены входа, в том месте, где стоял камин, устроили жаровни. На них повара готовили мясные закуски. Огонь танцевал на тушках перепелов, шипел от выделяющегося жира и ярко вспыхивал от поливаемого сверху коньяка. Тут же жглась хвоя и дубовая щепа, окутывая мясо ароматным дымом, создавая еще более удивительный оттенок вкуса и без того вкусной еде.

Рядом суетились помощники поваров, густо смазывая целые тушки поросят соусом из черного чеснока и солодового сиропа, готовя их для запекания на углях.

Около поваров, ловко орудуя ложками, слуги взбивали эмульсию из перца, сливочного сыра и оливкового масла, которую укладывали маленькими шариками на кусочки красной рыбы, осьминогов, креветок. Здесь же царил густой сырный дух — один из официантов нарезал огромную голову сыра на почти прозрачные как бумага порции и раскладывал по тарелкам.

Пыхтя и фыркая, в углях другой жаровни готовились во множестве глиняных горшочках мозги, грибное ассорти, густой гуляш из свиных ножек, язычки, уха из пяти видов рыб, петух в вине с тимьяном, картофельный гратен, телячья печень.

Увлеченно рассказывая все этапы приготовления, возле гриля запекал мозговые косточки повар. Косточки румянились, шипели, источая такой запах, что невольно приковывал к себе взгляды присутствующих. Орудуя тонкой специальной вилочкой и ножом, повар изящно вынимал запеченный костный мозг на заранее приготовленные гренки из черного хлеба, посыпал все это мелко нарезанным зелёным луком и угощал собравшихся. Гости закусывали и закатывали от удовольствия глаза.

Здесь же подавали нежнейший паштет из печени, воздушный, и как шутили гости, почти невесомый.

Ловко лавируя среди гостей, ходили официанты, разливая всем шампанское из винных погребов известных виноделов.

Играла классическая музыка.

Я вышел к гостям и все тут же направили на меня свои взгляды. И будто бы даже музыка стала играть чуть тише.

Стало неуютно.

— Максим, подойди сюда! — улыбаясь, елейным тоном произнес Вяземский старший.

Он был в центре комнаты, словно Солнце. А вокруг него планетами кружили гости, переходя от одно стола к другому, и пробуя тысячи различных изысканных закусок и блюд.

Я спустился, подошел к отцу.

— Надень тотем, — шепнул Вяземский, протягивая мне родовой значок.

Я нацепил знак.

— Посмотри, кто сегодня к нам пришел, — улыбаясь белоснежной улыбкой, произнес отец.

И указал на аристократов, которые были один краше другого. Все в дорогих строгих одеждах, во фраках, высоких цилиндрах, с тростями, в слепящем взор буйстве украшений — часов, цепочек, подвесок, серьгах и браслетов, — что мне стало еще не уютнее.

— После того жуткого покушения, у сына легкая амнезия, — извиняющимся тоном произнес Вяземский. — Поэтому позвольте я еще вас всех представлю.

Гости снисходительно кивнули.

— Это старший думный дворянин Орловский.

— Добрый вечер, — промямлил я, глядя на худого похожего на мумию старика.

— А это его жена, госпожа Миранна Семеновна.

Такая же худая пожилая женщина потрепала меня по щеке ледяными пальцами.

— Замечательный мальчик! Как быстро все же растут дети.

— И не говорите! — кивнул Вяземский. — Растут как на дрожжах.

— Вроде бы вот только совсем кроха был, тараканов собирал в свою коллекцию жуков!

— Это Егорка, — поправил Марианну Семеновну Вяземский.

— Разве? — удивилась та. — Определенно, это был Максим. Я ведь помню.

— А это Щедрин! — обрадовался отец, завидев в дали такого же большого и крепкого как и он сам человека. И извинившись перед орловскими, отошел чуть в сторону. — Щедрин, подойди же сюда!

Тот, кого звали Щедрин, нехотя оторвался от запеченного поросячьего окорка и глянул на нас.

— Вяземский! Вот ты где!

Утерев промасленные руки о фартук официанта, Щедрин поспешил к нам.

— А что, и Назаров здесь? — спросил он вместо всякого приветствия.

— Здесь, — кивнул отец. — Пригласил и его. У меня дело с ним вскоре намечается, касательно железной дороги, хотел как раз переговорить.